
В связи с недавним терактом боевиков ИГ в ИК №19 вновь в новостях оказались выходцы из одной среднеазиатской страны, о которой в русскоязычном пространстве знают либо крайне мало, либо на уровне шуток. Мы решили исправить это обрисовав ситуацию в стране и некоторые предпоссылки, которые и стали причиной таких событий.
Статья с канала Age of War (оригинал публикации)
После известных событий в этом году многие в русскоязычном пространстве узнали песню про носителей корон, но про реальное положение дел мало кто слышал
Таджикистан оказался в центре внимания как Российских так и западных спецслужб из-за роста числа исламистов в таджикской среде. Такое явление не образовалось на пустом месте и имело очень длинные корни.

Начинать речь про то как в Таджикистане закрепился Ислам или с движения муджахидов/басмачей во времена СССР мы не будем, хотя это тоже сыграло свою роль. Но дело так или иначе началось в советском союзе, где как известно боролись с почти любым проявлением Ислама, что скапливало напряжение в том числе и среди таджиков, среди которых долгие годы до СССР присутствовала широкая прослойка религиозных деятелей и они играли важную роль в обществе. Хоть Москва и пыталась насаждать светские порядки, атеизм и коммунистические взгляды, на низовом уровне шейхи и муллы Таджикистана продолжали распространять исламские знания. Это явление получило мощную поддержку во время войны в Афганистане, когда салафитские проповедники призывавшие к шариату среди афганцев и пакистанцев начали влиять и на Таджикистан, где сохранялось множество связей с таджиками в соседней стране.
Поражение СССР в войне и дальнейший его развал дали почву для религиозного движения с требованием шариатских законов в стране, начавшегося с протестов в 1991 году и переросшее в войну 1992 году. Восстание получило поддержку и от таджиков Афганистана, а также других исламистов находившихся там. В гражданскую войну вмешалась и Россия, выступив на стороне светской власти и опасаясь угрозы распространения исламизма за пределы бывшей южной границы.


Война впитала в себя очень многие явления и тенденции джихадисткого движения и около него, выявив множество серьёзных проблем. Для начала в ещё не опытном мусульманской среде восставших было решено «не начинать споры об акыде» и не вести строго один религиозно-идеологический курс, таким образом салафитское движение впитало в себя множество суфистов, которые формально также поддерживали идею шариатской страны, и даже оказались на лидерских ролях в силу своей численности. Далее проявилась характерная многим подобным конфликтам болезнь раздробленности, ввиде десятков разных группировок, которые хоть и действовали сообща имели разное командование и соответственно интересы. Первое накладывалось на второе формируя пюуже привычную неразбериху в происходящем. В противовес им выступала армия страны при поддержке ВС РФ, проправительственных ополчений и местных шиитов.




В итоге, в 1997 году лидеры крупнейшей фракции среди восставших «Исламской Партии Таджикистана» (ИПТ) решили пойти на перемирие с властью, считая что дальнейшее «насилие будет во вред мусульманам», характерно, что эту инициативу выдвинули лидеры-суфисты. Многие более радикальные боевики начали уходить из страны, когда восставшие начали складывать оружие надеясь построить новую страну в рамках мирной политической борьбы. Часть из них отправилась в Афганистан, включая Тахира Юлдашев, другие ещё раньше направились в Чечню, с небезысвестным Амиром Хаттабом.



Казалось бы, наконец-то насилию пришёл конец и мусульмане получат политическую власть в рамках демократии, но случился уже третий урок из этой истории, а именно что никакая светская власть не потерпит религиозных конкурентов даже в мирное время. Начался процесс закручивания гаек и с каждым годом режим Рахмона усиливает запреты, как в отношении исламских норм, так и деятельности оппозиции и тд. Салафизм давно был запрещён, а недавно в стране запретили публичное празднование праздников Ид аль-Адха и Ид аль-Фитр, вместе с ношением никаба. Вопрос религиозной деятельности полностью сосредаточен в руках суфийских мулл. Что характерно, позиция «сидели бы тихо было бы всё хорошо» разбивается о соседние страны, в виде Узбекистана и Туркменистана, где хоть и не было джихадисткого восстания, но власть планомерно душит любые попытки исламского призыва в стране, особенно салафитского характера. В отдельных случая вопрос исповедования Ислама в странах, где не было вооружённых восстаний значительно хуже чем в том же Таджикистане, так как власти не видят сопротивления на данном поприще.

Запреты и карательные меры режима Рахмона не смогли полностью уничтожить явление, которое пережило СССР, оно также ушло на низовой уровень и остаётся проблемой для властей Таджикистана. Дабы отдалить от себя потенциально опасную и радикальную молодёжь Таджикистан начал создавать все условия, чтобы такие люди покидали страну. При этом вековые исламские традиции и склонность к религиозности никуда не делись из менталитета таджиков, поэтому даже обычные рабочие или осужденные за нарушение законов лица оказавшись в религиозной среде быстро просвещаются и также быстро радикализируются создавая нынешний феномен, когда из полностью светской и авторитарной страны идёт массовый поток исламистов, причём не «мирно-политичесаих», а сразу сторонников ИГ (самого брутального и фундаменталистического движения в исламской среде). Возможно такое решение связано с опытом исламского движения в самом Таджикистане, которое показало вредоносность объединения с другими течениями, а также разделения на группы, хоть и заявляющие об одной цели, ну и главное безперспективность ненасильственного и политического пути, особенно если к нему склоняют более сильные державы.
Это явление очень ярко проявилось во время начала гражданской войны в Сирии, когда многие из оставшихся или выросших салафитов в Таджикистане, которые не мигрировали в Афганистан после окончания войны, стали присоединяться к ИГ. Причём исламизм как мы отмечали быстро может проникать в ряды даже самых далёких от религии таджиков при определённых условиях, так начальник ОМОН Таджикистана полковник Гулмурод Халимов присоединился к ИГ и стал их министром войны, а генерал-майор ВС Таджикистана Ходжи Халим в 2015 году попытался организовать новое салафитское восстание и даже планировал убить Путина, но был разгромлен силовиками страны. Говорить о более простых гражданах при таких вводных не приходится.







Уроженцы Таджикистана никуда не делись и в Афганистане, а в 2015 году стали на ровне с местными таджиками присоединяться к ИГ. Причём руководство вилаята Хорасан, которое хоть и состоит из пуштунов, не стало пренебрегать такой возможностью и стало активнее работать в данном направлении, считая таджиков не менее перспективной к радикализации частью населения. В итоге в Афганистане ИГ сформировало мощнейший рупор пропаганды салафизма и джихадизма, делая всевозможные идеологические материалы как на пушту и дари, так и таджикском языке. Итогом этой деятельности стала серия терактов в Иране и России, не говоря о самом Афганистане.




Хоть в самом Таджикистане сохраняется крайне антирелигиозный режим Рахмона, но в эпоху интернета пропаганда ИГ стала проникать в общество усиливая исламизм, особенно в среде рабочих мигрантов, которые имеют больше доступа к информации, деньгам и в силу возможности возвращаться на родину также распространяют такие взгляды. В самой России, к исламизму в мигрантской среде подталкивает массовый национализм и фашизм в русском народе (почву этому создаёт продвижение фашистких деятелей прошлого на государственном уровне, включая Мусолини и Ильина), который обрушивается на и так уже пострадавших от режима Рахмона мигрантов из Таджикистана и других стран Средней Азии, где сохраняются диктаторские режимы. Объединяясь на почве общей религии и беды, многие таджики оказываются склонны к тому самому джихадизму, причём не на уровне решения для личного комфорта, а полностью идейного явления, становясь проблемой для спецслужб множества стран. В случае России, нынешнее негативное отношение к мигрантам помножается на воспоминания многих таджиков об участии российских войск в жестоком подавлении салафитского движения в их стране.